Пономаренко Владимир.
В 1964 году из г.Дзержинска Горьковской области я был переведен по замене в ГСВГ (Группа Советских Войск в Германии)в 27 МСД, г.Галле, во 2-й танковый батальон 28-го танкового полка. Прослужив два года был назначен ЗКТЧ 31-го отдельного танкового батальона – это резерв комдива, 5 танковых рот, хозяйство танкового полка, только в уменьшенном объёме.
Вход в Чехословакию.
В конце июля 1968 года нас вызвали в дивизию и сообщили, что 28 июля в 24.00 дивизия «по тревоге» выходит на номерные маршруты и идёт к границе ГДР с Чехословакией. Идти с грохотом (это всем танкистам дивизии – ТП, ОТБ, ТБ), чтобы вся Европа «услышала», что мы идём. И в 24.00 по номерным маршрутам мы загрохотали к Чехословакии. Я заметил, что опыт ВОВ, относящийся к передвижению механизированных частей, похоже, был забыт. Тогда за каждой ротой, за каждым батальоном двигалось эвакосредство. В нашем случае, танки Т-54Б унеслись, а я со своими тягачами на базе ИСУ безнадёжно отстал. Ночь, обочин не видно, не знаешь, слетел танк на повороте на булыжнике, или нет. К счастью в моём батальоне такой случай был только один, причём днём. Я его вытащил, таким образом, в место сосредоточения - лес на территории ГДР, у границы с Чехословакией, прибыли без потерь.
Короче говоря, стоим мы в лесу, собираем и едим польский белый гриб и ждём. 19 –го или 20 – го августа к нам прибыл генерал не нашей дивизии и сообщил, что чехи ни на что не соглашаются, а мы не можем допустить, что бы НАТО приблизилось к границам СССР, поэтому придётся воевать. И вот к вечеру 20-го августа (или 21-го, теперь уже не помню) поступил приказ приготовиться к бою. «Идём в Карловы Вары, впереди одна танковая рота нашего ОТБ, за ней разведбат дивизии, потом остальные четыре танковые роты, каждая со своей задачей – кто блокирует МСП, кто аэродром и т. д. Границу перейти в 23.00». И вот всё двинулось, я слышу доклад командира четвёртой танковой роты Толи Коростылева: «Рубеж Красная река прошёл!» - это ровно в 23.00 по местному времени. Перешли границу, прибыли в назначенные районы. Я по прибытию доложил комбату о том, что на маршруте неисправностей не было. А он мне говорит – докладывал командир первой танковой роты Матвиенко, он упал с моста, мост разрушен, сам на другом танке убыл искать аэродром. Пока не нашёл – ищет. Я взял у комбата маршрут первой танковой роты и отправился искать танк. Нашёл. Итак, картина плачевная, уже наступил день – мост разрушен, первый танк прибит вторым к быку моста, по реке плывёт масло и дизтопливо. С двух сторон толпы людей. Рядом с разрушенным мостом – слева чешский батальон связи, справа МСП, который блокировала наша четвёртая рота Коростылёва, она шла первой, и я придавал ей один тягач (сам приехал на летучке). Этим тягачом я вытащил задний танк, он оказался на ходу, это был танк комбата, командир танка – сверхсрочник Жевайкин Иван Михайлович. Развернул полиспасты у тягача на 50 тонн, пропустил тросы под днище стоящего на корме танка и попытался потянуть его назад. Танк начал падать на башню. Я прекратил это занятие. Пригнал ещё один тягач, тросами зафиксировал нос танка и опять попытался потянуть танк назад – вместе с танком плывёт и тягач, а танк продолжает падать на башню. В общем – ничего не получается. Я прибыл к комбату, доложил, что танк не вытащил. Затем отправился в штаб дивизии, попросил полковника, ЗКТЧ дивизии, не буду называть его фамилию, поехать со мной, на месте подсказать, что делать. Он подсказал следующим образом: « Володя, давай тащи, вытащишь – доложишь». Я говорю, вот и докладываю – вытащить не могу. В общем, уехал я ни с чем. Приезжаю к танку, дело уже к вечеру, а тут такая обстановка. Приходила женщина – чешка, сказала, что завтра в 12.00 здесь начнётся «народная война», нас должны вынудить стрелять, это будут показывать по стране и на Европу. «Вы только не стреляйте!»,- говорит она. Я отправился к комбату, говорю, выделите мне какую-никакую охрану, он пообещал прислать утром разведчиков ст.л-та Кирпичёва (наш разведвзвод).
Утром, с рассветом, я зафиксировал нос танка тягачом, а сам танк начал раскачивать тросом влево вправо, пытаясь опустить его в реку. Когда, танк опустился настолько, что можно было зацепить его за задние крюки, мы попытались это сделать, но крюки попали под асфальт моста (это приблизительно 50 см.) В результате зацепиться нам не удалось. Механик-водитель этого танка Витя Ширинкин позже в воде разбил в одном месте асфальт, мы зацепили крюк, потянули – и танк пошёл назад. Мы так увлеклись успехом, что не заметили, как подвижный полиспаст упёрся в излом моста и остановился. Тягач продолжал тянуть и я с ужасом обнаружил, что трос лопается. С трудом остановил работу тягача. Танк стоит на самом крутом участке, а надо сдавать трос, чтобы отрубить его лопнувшую часть. Я посадил Ширинкина за рычаги, приказал горным тормозом и рычагами ПМП держать танк, пока тягач сдаст трос. Танк сильно накренился вперёд, корма приподнялась так, что поднялись задние катки, а через люк механика-водителя фонтаном хлынула вода, масло, дизтопливо. Этот фонтан выталкивал Витю наружу, он, отдуваясь, весь покрытый черной массой, держал танк. Вот такой была технология эвакуации танка. А теперь политика.
С утра, примерно к 12.00 с двух сторон моста собралось, как мне показалось, видимо-невидимо народа, колонны машин, вышки, прожекторы на стойках, камеры и т.д. В 12.00 загудели предприятия, засигналили автомобили, включил сирену чешский батальон связи. После включения всей этой сигнализации толпа с женщинами и детьми впереди, пошла к центру моста. Рано утром, ещё не зная, что именно будет представлять собой «народная война», я сказал старшине Живайкину: «Иван Михайлович, в случае чего поддержи нас огоньком…». Хотя сам не знал, как он сможет это сделать. Кроме него из охраны у меня только семь прибывших утром разведчиков. Четыре на одном берегу и три на другом. И вот вся толпа пошла к танку, с двух сторон разведчики отступают задом, не снимая автоматов с груди. В этот момент Витя Живайкин завел стоящий наверху танк и резко повернул пушку влево-вправо. Остановил пушку прямо, двигатель работает, пушка дрожит над головами. В этот момент вся толпа, (до сих пор отчётливо помню этот момент) обернулась в сторону танка и остановилась! Сколько продолжалась эта сцена не помню, начали хрипеть звуковые сигналы автомобилей, но никто вперёд не шёл. На вышки взбирались какие-то ораторы, кричали, что мы оккупанты, бросали камни, кто-то плевал в солдат, те молча вытирались, но из толпы вперёд никто не шёл. Я вспомнил, что должна была начаться «народная война», как сказала женщина, но, по-видимому, так и не началась, вперёд никто не идёт. Начали выключаться осветители, разъезжались машины, а мы продолжили эвакуацию. К этому времени Витя Ширинкин пробил асфальт, и мы зацепили трос за задний крюк. Я попросил людей отойти от троса, так как это опасно. В ответ мне закричали: «это вы уходите, мы дома!». Но мне уже было всеравно, и я дал команду тянуть машину. И вот когда вода и масло выталкивали Витю из люка, и было видно, как самоотверженно он держит машину, отдуваясь от грязи, все перестали кричать. А когда ребята почти мгновенно перепасовали трос и мы вновь потянули танк, начали даже подсказывать, как лучше сделать. Эти подсказки нам были не нужны, но само ощущение взаимопонимания наступило. Мы вытянули на берег танк, я пошёл вымыть руки, и тут увидел колонну БТР с пехотой. На передней машине командир дивизии генерал Сторч Николай Васильевич. Я побежал докладывать, что танк вытащил, он говорит: « Да Бог с ним с танком, что здесь было?». Я говорю, в 12.00 они тут выступали, вроде хотели начать какую-то народную войну.
А вы что?
А мы доставали танк.
Не стреляли?
Нет, ни они, ни мы не стреляли.
Ну, молодцы, ну герои!
|
|
Только тогда передо мной проступила вся картина. Была спланирована провокация, нас хотели вынудить стрелять, чтобы показать на всю Европу и на весь мир, какие мы варвары. Об этом заранее было заявлено по радио и телевидению. Почему, в общем, и прибыл комдив. Танк с небольшими приключениями мы отбуксировали в рембат, где его отремонтировали и поставили в строй. Доставали мы танк два дня, а все войска уже в первый день были сняты с блокируемых объектов и сосредоточенны вне населённых пунктов. В частности наш батальон, был сосредоточен в лесу у Карловых Вар. Это было вязано с тем, что Чехословацкая армия не выступила против нас. У всех частей в тревожных пакетах был приказ президента Свободы: « В случае вступления союзнических войск против них не выступать». Этот приказ и сохранил нейтралитет армии. Ну, а население, подогреваемое лозунгами антисоветской пропаганды, выступало достаточно активно. Тех, кто нас поддерживал, называли коллаборционистами, т.е. «предателями». Эти люди вынуждены были нас поддерживать тайно. Везде – на зданиях, на дорогах, на трубах предприятий были краской нанесены лозунги, типа: «Ленин, проснись, Брежнев с ума ушёл», причём эта ошибка – «ушёл», очевидно, написанная с одной бумажки, красовалась во многих местах Карловых Вар.
Примерно через месяц нашего нахождения в лесу, без каких-либо перемещений, как людей, так и техники, в танках стали заводиться мыши (видимо их привлекал запах сухих пайков), начала появляться ржавчина, окислялись электрические контакты, особенно в стабилизаторах. В ГСВГ мы ежемесячно «сушили» стабилизаторы, подключая их к генератору и работая стабилизатором боевых машин не включая двигателей. Здесь же я предложил комбату вывести танки на опушку, расставить их на безопасном расстоянии и поработать стабилизаторами пушек с запущенными двигателями. Заработали двигатели, танки стали вращать башнями и пушками влево, вправо, вверх, вниз. Не прошло и тридцати минут, как появилась белая «Волга» с какими-то начальниками, которые поинтересовались, что мы хотим делать. П/п-к Сокольский Владимир Серафимович, не мигнув глазом, отвечает: «Я знаю, что ваше правительство обещало убрать все надписи – «оккупанты», «захватчики» и т.д. Уже прошло достаточно много времени – ни одна надпись не убрана. Я доложил в Москву, мне сказали принять меры. Вот и готовлюсь их принять». Они: «Содругу (товарищ), мы всё сделаем, только дайте нам срок». Комбат: « Вам срок давали, ну ладно, ещё немного подожду». Короче говоря, машина ушла, и практически немедленно начали закрашиваться надписи. Мы «просушили» стабилизаторы, танки опять поставили в лес, колоннами на стеллажи, а чехи так и убирали надписи каждый день.
Возвращение в Германию
После трёх месяцев ничегонеделания и усиленного питания, в Чехословакии остались лишь несколько дивизий, по-моему, шесть. Наша дивизия эшелонами убыла в Галле. Какой-то умник ошибся в расчетах эшелонов, и я, по плану убывающий последним, остался в Карловых Варах без платформ. Я начальник эшелона, у меня одна пятая танковая рота и всякое «чмо», как называют боевые танкисты – кухни, склады, ремонтную мастерскую и всё что не влезло в другие эшелоны. Двое суток ждём на станции – к 12.00 все солдаты на «веселее», потому как ребятишки снабжают их прекрасным чешским пивом. На другой день я вынужден был организовать строевую подготовку, но к вечеру обстановка накалялась. К счастью, на третий день ожидания нам подали платформы, мы загрузились и убыли восвояси. Только отъехали, я вижу из окна караульного вагона пламя на одном из танков. Закрутили мы «тормоз Матросова», бегом к танку. Оказалось, что в мешок с паклей, который был приторочен между полными дополнительными бочками, попал горящий паровозный уголь. Бочки уже сильно нагрелись, а танки были увязаны тросами (так было приказано), да к тому же с боеприпасами. Учитывая это, мы огнетушителями затушили огонь, убрали всё горючее под танки и только после этого тронулись к границе с ГДР. По прибытии на станцию Ангендорф в ГДР, нас встретили представители дивизии и сообщили, что немцам дана команда встретить нас «как дома». Мы, насколько это было возможно, помыли танки, установили флажки – наш и ГДР, и поехали. Я очень боялся, что немцы, выполняя приказ встретить нас как «дома», могут попасть под танк – все лезут вручать цветы, конфеты, народу толпы. Я эти десять километров до дивизии напереживался, дай Бог! Так как все эшелоны приходили ночью, то и войска в городок заходили ночью, а мы одни – днём. Вся дивизия выстроилась от КПП, и мы как герои двинулись в расположение, оркестр и опять цветы. После возвращения на зимние квартиры, наступило время награждения отличившихся. Нам на батальон выделили один Орден Красной Звезды и одну медаль «За боевые заслуги». Командир батальона к ордену представил капитана Коростелёва, который шёл первым, а к медали ст.л-та Яшу Гаджиева, прибывшего с тремя танками блокировать учебный центр, в котором оказался танковый полк, и Яша неделю стоял со своими танкистами, напротив их КПП и ждал помощи. Когда представили комдиву, кого следует наградить, он спросил: «А Пономаренко что?». Командир батальона отвечает: «А ничего нет!». Генерал Сторч приказал оформить на меня награждение орденом Красной Звезды. На орден оформили, но так как командир дивизии убыл на выдвижение, ордена так и не «нашли». А наградили меня медалью «За отвагу» - чем я очень горжусь. «Поход» в Чехословакию многим из нас показал, кто чего стоит – в нашем батальоне, и в дивизии. Я, например, не могу уже уважать ЗКТЧ дивизии, он это чувствовал и особенно ко мне не придирался. Не очень хорошо выглядел и ЗКТЧ танкового полка, который на летучке чуть не уехал в Западную Германию. В общем, через некоторое время я был назначен ЗКТЧ 28ТП, нашей дивизии.
Используются технологии
uCoz